и берлинского Фонда имени Бертельсмана (Bertelsmann Stiftung) в начале марта нынешнего года в Германии был проведен социологический опрос об отношении немцев к Польше и полякам, с одной стороны, и к России и россиянам, - с другой. Выяснилось, что вопреки существующим стереотипам, жители ФРГ больше симпатизируют полякам, а все разговоры о родстве душ немцев и русских - всего лишь миф.
25 июня результаты опроса представила в Фонде имени Бертельсмана, а затем прокомментировала в интервью Deutsche Welle руководитель европейских программ института ISP Агнешка Лада .
DW : Госпожа Лада, то, что варшавских социологов интересуют мнения немцев о поляках, понятно. Но чем объясняется их интерес к отношению немцев к России и россиянам?
Агнешка Лада: Наш институт проводил уже несколько подобных исследований, в прошлом году, например, - в России. Мы сравнивали представления россиян о немцах и о поляках. Так что новый опрос - это продолжение. Такие исследования мы проводим потому, что для Польши Германия и Россия - это важнейшие соседи, с которыми у нас сложные исторические отношения. И поляков всегда интересовало, какими их видят русские и какими - немцы.
Германо-российское сотрудничество в прошлом нередко оборачивалось серьезными проблемами для Польши. Теперь ситуация иная, Германия ведет тесный диалог с Польшей о России. Тем не менее у польской общественности порой возникают вопросы и сомнения.
- Какие же результаты опроса об отношении немцев к России оказались для вас особенно неожиданными?
В первую очередь меня удивило то обстоятельство, что у очень многих немцев при упоминании слова "Россия" возникают ассоциации с употреблением алкоголя, с водкой. Я этого не ожидала.
- Какие стереотипы в отношении Польши и России можно теперь считать изжитыми, а какие еще нет?
Радует, что в отношении Польши более не существует стереотипа "экономики по-польски". Если теперь немцы говорят о польской экономике, то имеют в виду в первую очередь успешное хозяйственное развитие и промышленный рост, а не бесхозяйственность и беспорядок. Это большое отличие от прежних опросов. Что касается России, то у нас нет прежних сравнительных данных. Последний опрос, однако, позволяет сделать вывод, что многие немцы не считают систему власти в России полностью демократичной.
- Бытует мнение о родственных душах немцев и русских. Ваше исследование подтвердило или опровергло такой тезис?
контекст
В ходе опроса выяснилось, что немцы больше симпатизируют полякам нежели русским. При этом, правда, обе нации воспринимаются немцами, как похожие друг на друга, но очень отличающиеся от них самих. Мы спрашивали наших респондентов о том, каковы характерные черты типичных поляков, русских и немцев. Из ответов вырисовывается очень хорошая картина самой Германии, а также следует, что представления немцев о поляках и русских похожи. И хотя рейтинг у поляков здесь выше, чем у русских, они считаются ближе друг к другу, чем немцы с поляками или немцы с русскими.
- Насколько корректно сравнивать представления немцев о поляках и о русских? Может быть , пора проводить сравнительный анализ их отношения к полякам с тем, что думают в Германии о французах, испанцах, итальянцах?
Вы правы, теперь имеет смысл сравнивать поляков с другими нациями стран-членов Европейского Союза. В головах многих немцев, однако, укоренилось понятие Восточной Европы, к которой относятся и поляки, и русские. Наше исследование как раз и показало, что Польша - это не просто восточноевропейская страна, но и государство Евросоюза. Ее и мерят в Германии по шкале ЕС. Так что напрямую сравнивать отношение к Польше и к России вообще-то нельзя. Но поскольку в самой Германии такое сравнение все время делают, то мы и хотели показать, что оно хромает, что к России следует подходить с другой меркой.
- Какова, с вашей точки зрения, причина довольно критического отношения немцев к России?
В последнее время в германо-российских политических отношениях произошло много событий их омрачающих. Экономические связи развиваются великолепно, но в политическом плане царит напряженность. То, что произошло с представительствами немецких политических фондов в России, курс России на несоблюдение демократических стандартов - вот главная причина критических оценок немцами политической ситуации в России.
Чтобы лучше понять причины начала войны в 1939 году между Польшей и Германией, и следовательно, Второй Мировой войны, недостаточно придерживаться широко распространенного мнения, что на миролюбивую и слабую маленькую Польшу напала злобная, жаждущая господства гитлеровская Германия.
Этот конфликт, который стоил многих миллионов жизней, начался не только с немецкого вторжения в Польшу 1 сентября 1939 года, как до сих пор утверждают сегодня многие историки, сильно упрощая причины конфликта. Начало конфликта также вызвано всеобщей польской мобилизацией 30 августа 1939 года, хотя мобилизация, по данным международного права, приравнивается к объявлению войны.
Немецко-польские отношения даже сегодня отравлены вековой, глубоко укоренившаяся ненавистью польской стороны. На протяжении веков поляков
учили с детства что немцы злые и жаждут войны. Ненависть в таких же масштабах по-прежнему пропагандируется сегодня в Польше против ее западной соседки, что в конечном счете ведет к шовинизму. В Польше, как и во всех странах, элиты используют средства для формирования общественных настроений. Традиционно эти элиты представляли собой польскую католическую церковь, писателей, интеллектуалов, политиков и прессу. Для более объективного понимания действий этих слоев, которые двигали Польшу все ближе к войне против Германии, чрезвычайно важно изучение роли этих сословий, которую они играли в прошлом. Довольно легко найти достаточное количество доказательств вышеописанным тезисам.
"Póki swiat swiatem, Polak Niemcowi nie bedzie bratem." Эту польскую пословицу, можно перевести как: "Пока будет существовать мир, поляк никогда не будет братом немцу." Хотя возраст этой пословицы сложно проследить точно, подобная позиция находит понимание и в 1989 году. Опрос, проведенный среди учащихся трех учебных заведений в Варшаве выявил, что только 4 из 135 четвероклассников [десятилеток!] заявили, что испытывают дружеские чувства по отношению к немецкому народу. Половина опрошенных считают, что немцы жестоки, злобны и кровожадны. Один из учащихся написал: "Немцы такие же как дикие животные. Такие люди даже не заслуживают существования. И теперь они хотят объединиться!" Год спустя, в 1990 году, тогдашний польский Премьер-министр Лех Валенса высказал свою позицию по отношению к своим немецким соседям, которая стала широко известна: "Я даже не стану корректировать свое заявление которое может сделать меня непопулярным в Германии: если немцы снова дестабилизируют Европу каким-либо образом, то раздел это не та мера к которой нужно будет прибегнуть, скорее страна должна быть стерта с карты, просто и эффективно. Восток и Запад имеют в своем распоряжении передовые технологии, необходимые для осуществления этой меры".
Подобные высказывания общественного деятеля, лауреата Нобелевской премии мира и президента Польши Леха Валенса отражают эмоции, которые являются распространенными в его стране. Например, польский лозунг в Литцманнштадте, в январе 1945 года: "Немцы Рейха пакуют чемоданы, этнические немцы покупают гробы!"
Много лет назад различия между Германией и Польшей обострились до точки невозврата, и несмотря на многочисленные дипломатические усилия немецкого правительства, направленные на разрядку все более опасной ситуации, эти усилия были отвергнуты Польшей. Шестого января 1939 года министр иностранных дел Германии фон Риббентроп встретился с министром иностранных дел Польши Юзефом Беком в Мюнхене, чтобы обсудить разногласия между двумя странами. Фон Риббентроп предложил следующее решение:
"Данциг присоединяется к Германии. Взамен Польше будут предоставлены экономические привилегии, а все ее экономические интересы в этом регионе будут сохранены. Германии будет предоставлен доступ к Восточной Пруссии посредством экстерриториального шоссе и железнодорожной линии.". Бек ответил: "Впервые я пессимистичен..." В частности, в вопросе о Данциге я не вижу никакой возможности сотрудничества".
Ведущую роль в формировании общественного мнения в Польше играла католическая церковь. В 1922 г. польский каноник Познани, прелат Кос зачитал отрывок из драмы Люцьяна Рыделя "Jency": "Где ступает немец, там земля кровоточит 100 лет. Где набирает воды, там колодцы загрязнены 100 лет. Где немец дышит, там чума бушует 100 лет. Где немец пожимает руки, там мир прекращается. Он обманывает сильного, он грабит и подчиняет слабого, и если есть путь, ведущий прямо на небеса, он бы не колеблясь свергнул бы самого Бога. И мы бы увидели как немцы украли солнце с неба".
Это не единичные высказывания. И еще одна польская пословица: "Zdechly Niemiec, zdechly pies, mala to roznica jest" - "сдох немец, сдохла собака, это небольшая разница" .
Вот текст польско-католической песни, которая была спета в 1848 году на панславянском съезде в Праге:
"Братья, возьмите ваши косы! Поспешим на войну!
Угнетения поляков закончились, мы больше не должны медлить.
Соберем свои полчища. Наш враг, немец, падет!
Всякий грех будет прощен, даже убийство,
Если оно способствует польской свободе повсюду.
Но проклятия и зло тому, кто смеет говорить хорошо о Германии.
Польша должна выжить. Папа и Бог обещают это.
Россия и Пруссия должны пасть. Выше польское знамя!
Так возрадуйтесь вы все, поляки, большие и маленькие!"
Не только эти "христианские" священники преуспевали в пропаганде, направленной на культивирование ненависти к немцам, в 1939 году некоторые из них также молились в своих церквях, "O wielk wojn ludów prosimy Cie, Panie" (Мы молимся тебе о великой войне народов, Господи!)"
Позже, когда их желание сбылось, они участвовали в нападениях на немецких солдат."...Кардинал Вышинский подтвердил тот факт, что во время войны не было ни одного польского священника, который не воевал бы против немцев с оружием в руках. Война длилась всего три недели, немецкая оккупация длилась несколько лет. Этим объясняется высокое количество священников-партизан, к которым присоединились даже епископы" .
Изучив более древнюю историю, можно обнаружить такие случаи "Архиепископ Гнезно на рубеже 13-го века имел привычку называть немцев собачьими головами. Он подверг критике епископа Бриксена, что он был бы превосходным проповедником, если бы он не был немецкой собачьей башкой".
Чтобы полностью понять значение этих и других высказываний, надо знать, что "собака" - это одно из худших оскорбительных выражений для поляков. Подобные выражения в адрес немцев были распространены в польской литературе и прессе. Доктор Курт Лак, родившийся в Познани, в своей работе "Mythos vom Deutschen in der polnischen Volksüberlieferung und Literatur" приводит множество примеров подобных выражений. В поэме Grażyna, которая изучается в польских школах, Мицкевич использует такие термины, как "psiarnia Krzyzakow" - собачья стая Тевтонских рыцарей. В рассказе "Nefzowie" Казимежа Пжервы-Тетмайера, немецкого промышленника польские рабочие называют "rudy pies" - рыжей собакой", и т.д.
Не трудно представить, что в конечном итоге такая пропаганда в литературе должна привести к созданию определенного отношения к немцам, которая также присутствовала и в польских СМИ. Они не стеснялись в выражениях, когда пришло время идти на войну против Германии. Они были идеальным инструментом для привития общественного мнения о том, что Польша была сильнее Германии во много раз, была способна разгромить Германию, победив ее за несколько дней. Это было характерно, например, для масляной живописи, которая показала маршала Рыдз-Смиглы, польского Верховного Главнокомандующего, въезжающего на лошади в Бранденбургские ворота в Берлине. Эта картина была найдена немецкими войсками в президентском дворце в Варшаве и даже не успела полностью высохнуть. Когда Вторая Мировая началась, немцы испытали на себе ненависть поляков в полной мере. Около 35 000 тысяч из них (немецкие власти утверждали о 58,000 тысячах убитых) были убиты, часто самыми жестокими способами. Курт Лак пишет на странице 271: "Поляки бросали дохлых собак в могилы убитых этнических немцев. Рядом с Нойштадтом в Западной Пруссии, поляки разрезали живот взятого в плен немецкого офицера, вырвали его внутренности и засунули внутрь мертвую собаку. Данное преступление достоверно задокументировано" . Немецкая мать, скорбящая о своих сыновьях, пишет 12 октября 1939 года: "Нашим любимым мальчикам пришлось умереть такой страшной смертью. Двенадцать человек лежали в яме, и все они были жестоко избиты до смерти. Глаза выколоты, черепа разбиты, выбитые зубы... У маленького Карла было отверстие в голове, вероятно, от ножа. Маленькому Паулю оторвали руки, и все это время они были еще живы. Сейчас они покоятся в братской могиле на 40 человек, наконец то освободившись от боли и ужаса..." Между 1919 и 1921 годом 400 000 тысяч этнических немцев покинули свои дома и бежали в Германию, спасая свои жизни.
В номере от 20 апреля 1929 года крупнейшей польской газеты Ilustrowany Kurjer Codzienny появились такие лозунги: "Выкинем немцев обратно за их естественные границы! Давайте избавимся от них за Одером!" "... вся Силезия и вся Померания были польскими до немецкого наступления!"
"Поглотить всю Восточную Пруссию и распространить наши западные границы до Одера и Нейсе являются нашими целями. Мы в силах этого достичь, и это великая миссия польского народа. Наша война против Германии заставит мир застыть в изумлении".
"Не будет мира в Европе, пока все польские земли не будут возвращены Польше, пока название "Пруссия" не станет давно забытым, не будет стерто с карты Европы, и пока немцы не переместят свою столицу Берлин дальше на запад" .
В октябре 1923 года Станислав Грабский, который позже стал министром образования и религии, объявил:
"(Немцы в Польше) достаточно умны, чтобы понимать, что в случае войны ни один враг на польской земле не уйдет живым. Фюрер далеко, а польские солдаты близко.."
"Мы готовы заключить пакт с дьяволом, если он поможет нам в битве против Германии. Слышите - против Германии, а не только против Гитлера. В предстоящей войне германская кровь прольется такими реками, какими вся мировая история никогда не видели прежде" .
"Решение Польши 30 августа 1939 года об общей мобилизации стало поворотным пунктом в истории Европы. Гитлера заставили вести войну в то время, когда он надеялся и дальше одерживать бескровные победы" .
Хайнц Сплиттгербер в своей книге "Unkenntnis oder Infamie?" цитирует польские источники, которые отражают атмосферу в Польше непосредственно перед началом военных действий началась. Седьмого августа 1939 года Ilustrowany Kurjer описывал, как польские войска пересекали территорию Германии с целью уничтожения военных объектов и похищения оружия и оборудования германского Вермахта. Большинство польских дипломатов и политиков понимали, что действия Польши рано или поздно приведут к войне. Министр иностранных дел Бек... "упорно преследовал кровожадный план ввергнуть Европу в новую великую войну, так как, вероятно, Польша в результате войны присоединит территории". Сплиттгербер описывает еще 14 случаев, в которых польские солдаты пересекали границу, разрушая дома, стреляя и убивая немецких фермеров и таможенных служащих. Одно из этих нападений: "29 августа: "Отделы полиции в Эльбинге, Кеслине и Бреслау, Главное таможенное управление в Бейтене и Гляйвице: польские солдаты вторглись на территорию германского Рейха, атаковали сотрудников немецкой таможни, разместили пулеметы на германской территории".
Не только Польша, но и ее союзник Великобритания (и Франция) причастны к началу войны. Хотя до сих пор широко распространено мнение, что премьер-министр Невилл Чемберлен 29 сентября 1938 года в Мюнхене честно пытался сохранить мир, необходимо учитывать, что его реальные цели были несколько иные. Всего лишь пять месяцев спустя, 22 февраля 1939 года он выпустил кота из мешка, сказав в Блэкберне: "... В течение последних двух дней мы обсудили процедуру наращивания вооружений. Цифры действительно выглядят ошеломляюще, возможно, даже до такой степени, что люди уже не в состоянии даже понять их.... Корабли, пушки, самолеты и боеприпасы сейчас выпускаются с наших верфей и заводов постоянно растущим потоком..."
Макс Клювер пишет: "значительное количество доказательств дает причины сомневаться в том, что Чемберлен действительно хотел мира. Например, беседа [после выступления Гитлера в Рейхстаге 28 апреля 1939 года] между главным советником Чемберлена Вильсоном и Вольтатом... когда Вольтат уходя еще раз подчеркнул его убежденность в том, что Гитлер не хочет войны, ответ Вильсона показал британские позиции по этому вопросу: - "Я сказал, что я не удивился, услышав его слова, поскольку я думаю, что Гитлер не сможет игнорировать огромный рост военной продукции и те приготовления, которые мы сделали в оборонительной и наступательной сферах, включая, например, очень большой рост наших ВВС"
Двадцать седьмого апреля 1939 года Англия мобилизовала свои вооруженные силы. Хайнц Сплиттгербер цитирует работу Дирка Бавендамма - Roosevelts Weg zum Krieg (Ullstein-Verlag, Berlin 1989, p. 593): "Поскольку Англия никогда еще не объявляла всеобщую воинскую повинность в мирное время, это практически равносильно объявлению войны Германии. С 1935 по 1939 год (до начала войны) ежегодные военные расходы Англии возросли более чем в пять раз".
В 1992 и 1993 годах, Макс Клювер, другой немецкий историк, провел пять недель в Государственном архиве в Лондоне, отыскивая документы, которые пятьдесят лет были скрыты от общественности. Он пишет в своей книге "Es war nicht Hitlers Krieg": "Насколько мало англичан беспокоил Данциг и якобы угроза польской независимости показано следующим сообщением, подготовленным для визита Бека 3 апреля 1939 года. В сообщении говорится: "Данциг - это искусственное образование, само существование которого является плохим поводом для войны. Но маловероятно, что немцы согласились бы на меньшее, чем полное решение Данцигского вопроса, за исключением существенных Quid pro quo (услуга за услугу), которые вряд ли могли бы стать гарантией нейтралитета Польши". Но такое развитие событий было бы невыгодным для Англии. "Это сотрясло бы моральное состояние Польши, увеличив бы их уязвимость перед Германией... Поэтому не следует предлагать, чтобы поляки отказались от своих прав в Данциге на том основании, что они не являются оправданными". Клювер делает вывод: "Итак, мы видим четко сформулированную позицию: в британских интересах вопрос Данцига не должен решаться и состояние мира не должно сохраняться тоже. Британские гарантии Польше укрепили их упрямство, когда речь шла о каком-либо решении вопроса Данцига» .
Американский профессор и экономист, доктор Бартон Клейн, писал в своей книге "Germany"s Economic Preparations for War": "Германия производила "масло", а также "пушки", причем гораздо больше масла и гораздо меньше пушек, чем было принято считать." Клейн продолжает: "Общее состояние германской военной экономики... не было направлено на масштабную войну, скорее являлась национальной экономикой, мобилизованных только для небольших, локально ограниченных войн, и которая только потом подверглась дальнейшей милитаризации после того, как война стала бесспорным фактом. Например, осенью 1939 года немецкие приготовления по обеспечению сталью, нефтью и другими важными сырьевыми материалами были совсем недостаточными для интенсивной войны с великими державами".
Уинстон Черчилль в выступлении перед Палатой общин 5-го октября 1938 года: "... не может быть дружбы между британской демократией и нацистской властью, властью, которая отвергает христианскую мораль, которая держит курс на варварское язычество, которое упивается духом агрессии и завоевания, который черпает силы в извращенном удовольствии от преследований, и использует, как мы видели, безжалостную жестокость убийственной силы".
Гитлер, конечно, понимал все это очень хорошо. В Саарбрюккене, 9 октября 1938 году он сказал: "...если г-н Дафф Купер или г-н Иден или господин Черчилль придут к власти в Англии вместо Чемберлена мы хорошо знаем, что их целью было бы немедленно начать новую мировую войну. Они даже не пытаются замаскировать свои намерения, фактически, они заявляют об этом открыто..."
Как мы знаем, британское правительство Чемберлена дало Польше гарантии, что Англия придет на помощь, если Польша будет атакована. Все произошло, как и планировалось: Англия объявила войну Германии 3 сентября 1939 года, а Советскому Союзу, который также напал на Польшу - нет. Это является доказательством того, что намерения Англии (и намерения Чемберлена) в первую очередь состояли в начале войны с Германией. Поляки были лишь марионетками. Некоторые из них тоже осознавали это. Например - Юлиус Лукасевич, польский посол в Париже 29 марта 1939 года сказал своему министру иностранных дел в Варшаве:
"Это по-детски наивно и несправедливо предлагать Польше, находящейся в таком положении, так портить отношения с таким сильным соседом как Германия и толкать мир к катастрофе войны, для того, чтобы потворствовать желаниям Чемберлена в ущерб нашей политике. Было бы еще более наивно считать, что польское правительство не поняло истинную цель этой политики и ее последствий."
Летом 1915 года, прекрасно понимая печальную перспективу потери Польши, русское командование вновь приступило к созданию польских национальных боевых формирований. Причём в этот раз уже с включением пленных. Спустя полтора года это нисколько не помешало русским политикам возмущаться по поводу абсолютно идентичных действий германских и австрийских оккупационных властей.
Оперативные меры по формированию польских частей почти совпали по времени с удивительно лояльным по отношению к Польше и полякам выступлением премьера Горемыкина, завзятого консерватора и русофила. Что это было? Последнее «прощай» или агитация, пока не поздно? Но конечно же, речь не шла о создании польской армии, просто под ружьё готовы были ставить уже всех, кого только можно. Однако итоги большой организационной работы были поистине плачевными. Всё было безрезультатно, не в последнюю очередь потому, что бесполезно: уже не было никакой реальной возможности проводить наборы на польских землях.
Иван Логгинович Горемыкин, пожалуй самый верноподданный из последних премьеров империи
А в августе 1915 года три польских члена Государственного совета направили своим коллегам, членам Госсовета и депутатам Государственной Думы, обширную записку о неотложных мерах по изменению положения поляков в России. Среди прочего в ней поднимался вопрос о землевладении, зависший для Польши ещё с 1865 г., об ограничениях по государственной и военной службе, по религиозным вопросам, по языку… Весьма своевременно, не правда ли?
23 июля по ст. ст. (5 августа) 1915 года русские оставили Варшаву. Сразу после падения столицы Царства Польского Госдума пролонгировала на период до освобождения польских земель полномочия членов Думы и Госсовета, избранных от польских губерний. Но не принимать во внимание того факта, что ситуация в польском вопросе уже принципиально изменилась, было больше невозможно.
Представлявший в ставке российскую дипломатию Кудашев писал 7 августа (25 июля ст. ст.) 1915 г. министру иностранных дел: «…По поводу оставления нами Варшавы и возможного поворота настроения поляков мне генерал Янушкевич высказал следующую мысль: «Заявление И.Л. Горемыкина об автономии Польши было сделано очень своевременно. Теперь поляки пусть выбирают между нами и немцами. Если выяснится, что они предпочитают последних, то это избавит нас от всех наших обещаний им, теперешних и прежних. В этом замечании сказывается, как я думаю, истинное, недружелюбное отношение генерала к полякам и несочувствие каким бы то ни было уступкам их политическим стремлениям» (1).
Да, мобилизация в польских землях прошла ничуть не хуже, чем по всей России. Но здесь больше сработал не патриотизм народных масс, а тот факт, что у польского крестьянина было куда меньше шансов уклониться от призыва. У поляков, кроме того, было все же куда больше возможностей не вставать под ружье – начиная с права "последнего кормильца" и кончая немалым числом случаев комиссования с подачи лекарей. Дело в том, что среди докторов было немало не только поляков, которые не без риска спасали "своих", но и немцев. Последние, не скрывая симпатий к Германии и Австрии - врагам России, почитали за долг не дать русскому царю одного-другого "лишнего" солдата.
Но какими солдатами были в русской армии поляки, которых сам Наполеон считал отличными бойцами? Признаем, далеко не лучшими. Хрестоматийное исследование генерал-лейтенанта, профессора Академии Генштаба Н.Н. Головина (2) засвидетельствовало: соотношение потерь «кровавых» и пленными у солдат, призванных из великорусских и польских губерний разительно отличается – 60 на 40, а то 70 на 30 процентов у «великороссов» против 40 к 60 у «поляков». Оставим эти данные без вполне уместных тут комментариев. Впрочем, надо помнить, что польские солдаты так же «браво» сражались и в рядах австрийской и германской армии.
Генерал Н.Н. Головин, бесспорный авторитет по Первой мировой войны
«Легионы» стрелков, и сформированные впоследствии во Франции польские бригады – не в счёт. Зато о том, как поляки могли бы воевать в «национальных» польских вооруженных силах, несложно судить, хотя бы по итогам Советско-польской войны 1920 года. Но ведь и красные полки под Варшавой тоже бились отчаянно, и высокий процент пленных в войсках М.Тухачевского дал только блистательный маневр генерала М.Вейгана и Ю.Пилсудского от Вепша, который опрокинул амбициозные планы красного Бонапарта. А трагическая судьба этих пленных, о которой, в отличие от постоянно «раскручиваемой» драмы Катыни, мало кто вспоминает – вообще тема для отдельного военно-исторического исследования.
Юзеф Пилсудский на позициях с французским генералом Максимом Вейганом
Оккупация австро-германцами русской Польши не принесла ей ничего хорошего. Прежде всего, новые хозяева Царства были просто не в силах обеспечить снабжение крупных польских городов продовольствием хотя бы на том же уровне, как до вторжения, не говоря уже о довоенных условиях. Хуже того, с первых дней оккупации начался масштабный вывоз с польских территорий во внутренние районы двух империй не только промышленной продукции, но и материалов и оборудования, причём по большей части отнюдь не военного назначения.
Из телеграммы посла в Лондоне А.К.Бенкендорфа министру иностранных дел от 23 февраля/7 марта 1916 г.:
…Американские агенты крайне опасаются последствий голода и полного разорения той части населения, которая не эмигрировала в Россию. Они полагают, что около полутора миллиона эмигрировало в Россию и что громадное большинство взрослого мужского населения осталось. Не имея средств, эти последние легче уступили бы германскому давлению, чаще всего в форме эмиграции в Германию в качестве рабочих или же в форме специального набора рекрутов, о котором уже говорилось. Если я настаиваю на этом пункте, не относящемся прямо к моей компетенции, то это потому, что убеждён, что в момент заключения мира польский вопрос, основы которого мы так счастливо заложили, будет играть совершенно первостепенную роль, и что настал момент выработки плана на основе принципа национальности, столь открыто провозглашённого во время этой войны, и так, чтобы никакой германский или австрийский проект не мог бы помешать нашим планам. Если эти державы не договорились ещё сегодня, то это не может служить основанием для будущего. Не надо упускать из вида, что общественное мнение союзных стран ожидает этого решения именно от России. Считаться с чаяниями польской общественности, продолжая выручать Польшу из её теперешнего состояния полного обнищания, представляется мне первой необходимой основой. В настоящий момент Англия всецело рассчитывает на решение польского вопроса от имени императорского правительства. Я полагаю, что наступает время, когда обстоятельства потребуют принятия этого решения с необходимой полнотой для нейтрализации все усилий наших врагов в этом направлении (3).
Ещё одним «подарком» для прогермански настроенных поляков оказалось резкое обострение противоречий между Германией и Австрией. Вена торопилась назначить губернатора для занятых территорий, но оперативные немцы опередили союзника – а канцлер Берхтольд вынужден был умолять союзников немедленно выступить с заявлением об отсутствии аннексионистских устремлений. Берлин готовил создание независимой, а фактически марионеточной Польши, которая не только оторвётся от России, но и отхватит Галицию у Габсбургов. Даже выживающий из ума Франц-Иосиф взорвался, и потребовал от Вильгельма разъяснений. Очевидно, эта размолвка и стала впоследствии ключевой при создании в русской Польше ублюдочного регентского королевства.
Бесспорен тот факт, что уже позже Австрия, под впечатлением Брусиловского разгрома, сразу пошла на самые существенные послабления полякам, как на оккупированных землях, так и внутри страны. Тем не менее, сам факт совершенно непоследовательной эволюции политики оккупантов в польских землях очень показателен. Бюрократия Габсбургской монархии, в чьих владениях поляки, пожалуй, испытывали меньше всего притеснений, ради собственного спасения снова стала не против преобразования лоскутной империи из двуединой в триединую.
Строптивая Сербия против такой перспективы билась насмерть, так почему бы третий трон не обосновать в завоёванной Варшаве, или, на худой конец, в «королевском» Кракове? Можно поэтому дать и ещё некоторые послабления будущим подданным. Поляки, в отличие от других славян империи, недолюбливали русских (и по-прежнему в большинстве своём недолюбливают – А.П.), они были (и остаются) католиками и могли наравне с мадьярами стать неплохой подпоркой качающемуся трону Габсбургов.
Об этих мерах Вены писал 16 июня 1916 г. генерал А.А. Брусилов вновь назначенному начальнику штаба верховного главнокомандующего М.В. Алексееву:
Австрия предлагает полякам точно определённые права… Единственная возможность расположить поляков в пользу России состоит в том, чтобы теперь же, без промедления, реально осуществить им обещанное, в размерах… которые, конечно, не должны быть меньше того, что предлагает полякам Австрия.
В свою очередь, Германия в надежде на сепаратный мир с Россией поначалу не ослабляла тиски оккупационного режима. Царство Польское разделили на две зоны – австрийскую и германскую, из которых создали Люблинское и Варшавское генерал-губернаторства. Несмотря на союзнические отношения, между ними было запрещено перемещение, введён жесточайший паспортный режим, проводились многочисленные реквизиции, а в Центральные державы эшелонами вывозились сырьё и оборудование.
Германия и Австро-Венгрия не стали медлить с разделом "Русской Польши"
Российское министерство иностранных дел неплохо представляло себе политические последствия оккупации немцами Царства. И, надо признать, весьма обстоятельно готовилось загодя. Показательно в этом смысле письмо в МИД от 29/16 января 1916 г русского посла в Париже Извольского. Задолго до германо-австрийской декларации по Польше тот сообщал, что некий Сватковский, представитель ПТА, ознакомил посла в Париже с германо-австрийскими планами против России на почве польского вопроса. Сватковский считал необходимым принять упреждающие меры, к примеру – подтверждение державами Согласия желательности объединения Польши.
Причем, чтобы не терять времени, задачу эту могла исполнить Россия, повторив, в более определённых чертах, воззвание великого князя главнокомандующего, с более ясным указанием будущих границ и особенностей государственного устройства Польши (естественно, в открытую говорилось только об особенностях автономии). Державы Согласия могли бы вслед за тем поздравить Россию с её великодушным решением, что произвело бы громадное впечатление на польский мир.
Извольский счёл своей обязанностью напомнить МИДу, что России не может быть безразлично, как отнесётся общественное мнение держав Согласия к решению наиболее важных для неё вопросов, к которым посол отнёс вопросы о проливах и польский. От себя он добавил, что французская публика склонна в обоих вопросах идти по ложному пути, что может стать причиной недоразумений между Россией и Францией.
"Восстановление" Бельгии и Сербии и "la liberte de la Pologne" – последние лозунги парижской публики, которая рукоплескала г. Барту, первым применившему эту формулу в публичном выступлении. Что подразумевалось под "la liberte de la Pologne", не совсем ясно, а для публики - и вовсе не важно, поскольку под влиянием традиционных симпатий к полякам будет толковаться в самом широком смысле (4).
Позиция Извольского была достаточно простой - надо вырвать инициативу не только из рук немцев, но и у союзников. Бывший министр откровенно игнорировал намерения министра нынешнего интернационализировать польский вопрос. Сазонов за это удостоился отповеди от самой императрицы Александры Фёдоровны, которая его иначе, как «этой скотиной» не называла.
Императрица Александра Фёдоровна не жаловала практически ни одного из царских министров
Однако и Извольский, и Александра Фёдоровна с супругом не принимали в расчёт, что главу российского внешнеполитического ведомства вовсе не прельщала сомнительная слава «освободителя Польши», а следом за ней, очевидно и Финляндии. Он так напористо разыгрывал польскую карту, в первую очередь для того, чтобы выторговать как можно больше для России после победы, в которой тогда ещё мало кто сомневался. Тем не менее, давая инструкции Извольскому накануне конференции в Шантильи, Сазонов не преминул вновь напомнить ему, что польский вопрос – это внутренний вопрос для Российской империи. Внутренний вопрос!
Всякие предположения о будущем размежевании Средней Европы в настоящую минуту преждевременны, но вообще нужно помнить, что мы готовы предоставить Франции и Англии полную свободу в определении западных границ Германии, рассчитывая, что в свою очередь союзники предоставят нам полную свободу в нашем разграничении с Германией и Австрией.
Необходимо особенно настаивать на исключении польского вопроса из предметов международного обсуждения и на устранении всяких попыток поставить будущее Польши под гарантию и контроль держав (5).
* Американские планы оказания помощи оккупированной Польше были прежде всего согласованы с Англией. Возражений не последовало, но два условия англичане всё же выдвинули: а) Англия не должна предоставлять никакой финансовой субсидии; б) будут достаточные гарантии против того, чтобы Германия не скупила жировых продуктов, предназначенных польскому и русскому населению.
Характерно, что Англия, а не САСШ, выставила условие, чтобы проект был одобрен российским правительством.
Примечания
1. Международные отношения в эпоху империализма. Документы из архивов царского и временного правительств 1878-1917 гг. М.1935, серия III, том VIII, часть 2, стр.18-20.
2. Головин Н.Н. Военные усилия России в Первой мировой войне, М., 2001 г., стр. 150-152, 157-158.
3. Международные отношения в эпоху империализма. Документы из архивов царского и временного правительств 1878-1917 гг. М.1938, серия III, том X, стр.343-345.
4. Там же, серия III, том X, стр.113-114.
5. Там же, серия III, том X, стр.351.
Сколько немца в поляке? Экономический кризис принёс неожиданный результат. Немцы ближе сегодня к полякам, чем к грекам. Много влиятельных немцев говорит, что Польша стала нордической страной, а поляки становятся похожими на немцев.
Это был 20-й гол Роберта Левандовского в этом сезоне.11 апреля польский нападающий забил решающий гол в матче «Боруссия» Дортмунд с «Баерном» Мюнхен — благодаря чему «Боруссия» в шаге от звания мастера Бундеслиги. Тем более, что три дня спустя «Боруссия» в очередном важном матче победила «Шальке» 2:1, а гол забил другой поляк Лукаш Пищек.
Немецкие газеты пишут о польских «королях Дортмунда». Польские фанаты футбола тоже обрадовались, а потом опечалились тому, что «нам нужен немецкий тренер и Бундеслига, чтобы польские футболисты добивались таких успехов». Не один болельщик вернулся из Дортмунда в близлежащий Бохум во много более серьёзно озабоченным.
Германская экономика процветает, но Рура — сердце германской промышленности — кровоточит. Американские владельцы «Опеля», только что объявили, что фабрика в Бохум, вторая после головного завода в Рюссельсхайме будет закрыта, а производство будет перенесено, предположительно, в Польшу в город Гливице. Billigstandort — дешёвое место производства, так что рабочих из Польши называют рабочими Рурской области. Standort в Германий — святыня, но Польша уже давно не на столько дешёвая, чтобы только издержки на производство предопределили перенос фабрики. Сегодня самое главное скорее то, что Польша известна как страна с высокой культурой труда.
Экономические связи с Германией видны в Польше на каждом шагу. Покупки мы делаем в торговых сетях «Лидль» и «Реал», бытовую электронику в «Медиа Маркт», косметику мы покупаем у «Россмана». В Польше действуют германские газетные концерны «Аксель Шпрингер» и «Бауэр», химические концерны «БАСФ» и «Линде», продовольственные концерны «Оеткер» и «Бельзен», телекоммуникационный концерн «Дета Мобил», производства авиационных двигателей МТУ, не говоря уже о сотнях маленьких и средних фирм.
6 тысяч польских фирм имеет немецких пайщиков, а накопленная ценность немецких инвестиции в Польше превысила сумму 20 миллиардов евро. В 2010 году поступили очередные 1,6 миллиарда евро немецких инвестиций — больше инвестировал в Польше только Люксембург, через который проливается капитал со всего мира.
Политика последние 20 лет не поспевала за экономикой. Но сейчас это меняется. Президент Германии Иоаким Гаук приехал в Польшу с первым визитом после своего прихода к власти. Дональд Туск внимательно относится к близким контактам с канцлером Германии, а министр иностранных дел Радослав Сикорский сделал важное заявление в Берлине. В Варшаву почти еженедельно приезжает делегация немецких чиновников и парламентариев, немецкие политические элиты повернулись к Польше.
Польша всегда требовала больше внимания и уважения, но у Германии были в Европе и в мире более важные партнёры. Впрочем и сейчас они есть, но Польша стала вдруг близка, интересна и знакома. «Немцы нас заметили», — говорит Цезары Стыпулковский председатель БРЭ-банка, дочерней компании германского «Коммерц-банка». Да здравствует тормоз задолженности!
Ещё пять лет тому назад мы были ментально с немцами на противоположных краях Европы. Ярослав Качинский эффективно разрушил двусторонние отношения, их дополнительно ухудшила Эрика Штайнбах и призрак «Северного Потока», и даже немецкая христианская демократия в 2007 году не верила, что Туск сумеет выиграть выборы. И тогда произошла первая неожиданность - мало того, что Туск выиграл, но ещё потихоньку протянул руку к канцлеру Меркель. Потихоньку, потому что Туск помнил проигрыш на президентских выборах из-за своего дедушки в Вермахте. Кроме того Лех Качинский охотно прибегал к антинемецкой карте, чтобы блокировать европейскую политику польского правительства.
Немцы заметили, что Туск похож на канцлера Меркель. «Он не слишком дальновиден, но он решает конкретные проблемы», — говорит Ольаф Бенке, шеф бюро Европейского Совета Международных Отношений в Берлине.
В 2008 году начался финансовой кризис, и тут же после него мировой регресс. Так случился второй сюрприз для немцев. Польша в этой кризис не попала. А на то, что Польша развивалась непрерывно в течении 20 лет, никто в Германии не обращал специально внимания. «Но то, что польская экономика выросла также и в 2009 году, когда экономики Венгрии и Чехии сокращались, произвело на немцев впечатление: посыпались приглашения рассказать о польской экономике», — упоминает Марек Правда, посол Польши в ФРГ.
Во второй половине 2009 года Германия уверенно вернулась на тропинку экономического роста, но остаток Европы остался далеко позади. В Еврозоне оживление было рахитичное, а в новых странах-членах ЕС ещё более медленное, чем перед кризисом. С одним исключением — Польшей. «Мы стали объектом заинтересованности, а скорее удивления фактом, что польская экономика функционирует правильно», — говорит Стыпулковский.
Третий сюрприз преподнесла Греция. В 2010 году начался кризис в Еврозоне, а заодно с ним требования в адрес Германии, чтобы она одолжила деньги ради того, чтобы выручить банкротов. В то время, как канцлер Меркель отказалась от подписания бланкетного чека, она вдруг осталась одна: появились упрёки, что мол, в прежние хорошие времена Германия заваливала Южную Европу своим экспортом, а теперь ей отказывает в помощи. И именно Польша, от которой можно было ожидать, что она присоединится к хору притязаний, заняла сторону Германии.
«Туск, правда, не влиял на решения в Еврозоне, но на саммитах ЕС он требовал скорее урезания бюджетных расходов и реформ, чем жалости к Греции. Немцам можно было поставить в упрёк, то что они скупятся и наставляют, но если бы обращения о помощи банкротам звучали со стороны поляков, даже французы потеряли бы резон. Немцы вдруг открыли, что Польша имеет такую же, как и Германия улаженную бюджетную политику. Когда пришло время написания фискального пакта, они порекомендовали остатку стран ЕС то же самое, что ввели у себя в Германий в 2009 году, то есть запрет на наращивание чрезмерного бюджетного дефицита — тогда мы соревновались на предмет того, что у нас бюджетный тормоз был введён раньше чем у них. Немцы не могли надивиться тому, что Польша — страна в достижениях которой имеется тормоз задолженности, записанный в Конституции с 1997 года», — говорит Марек Правда.
Польское председательство В ЕС попало на самую острую фазу кризиса Еврозоны и Туск стал в то время истинным союзником канцлера Меркель при блокировании безрассудных инициатив европейских южан, поддерживаемых президентом Франции Саркози.
Польская поддержка для Германии в структурах ЕС была не столь важна, потому что в ЕС и в Еврозоне Германия всё чаще имела поддержку — зато Польше поддержка Германии дала возможность проводить собственные инициативы. «Польша изменилась, она из попрошайки стала всё более влиятельным членом ЕС», — писала совсем недавно немецкая газета «Зеркало». «В отношении профессионализма, поляки всегда хотели быть немцами, — говорит Анджей Олеховский, бывший шеф польского МИД. — Мы неохотно это признаём, но мы восхищаемся немецким порядком, и мы охотно хотели бы видеть это у себя». «У нас всегда больше импровизации чем организации, а у немцев точно на оборот», — говорит Стыпулковский.
Немцы уважают нас за трудолюбие, но они открыли в поляках то, что им самим не хватает. «Когда немцы обнаруживают проблему, они сидят целую ночь и утром имеют план, как проблему решить. Поляки работают целую ночь и утром проблемы уже не существует», — говорит Мария Монтовская, директор членского сервиса Польской и Германской Промышленной и Торговой Палаты.
Немцы видят в поляках дух предпринимательства, которого, к сожалению, не хватает немцам из бывшей ГДР, несмотря на сотни миллиардов евро вкачанных туда. «Немцы удивлены уровнем польских работников. Польский работник неплохо образован, эластичен и увлечён», — говорит Стыпулковский.
Прошли времена когда поляков не допускали на руководящие посты. Поляки сейчас управляют филиалами германских банков и фирм. Поляки управляют отделением «Дойче-банка» и «Комерц-банка». Полька управляет отделением «Роберта Боша», другая полька ввела в Польшу фирму «Тшибо», сидит в совете директоров этой фирмы в Гамбурге и отвечает за Центральную Европу.
Экономическое чудо по-польский. 20 лет тому назад Германия не сделала бы ставку на Польшу. После падения коммунизма её любимицами в Центральной Европе были Венгрия и Чехия — Германия ставила на постепенные реформы, а шоковую терапию она считала неудавшимся замыслом, который рано или поздно вгонит Польшу в проблемы. Кроме этого бытовал стереотип так называемого «польского хозяйства» (polnische Wirtschaft) — отсталой и балаганной экономики без «лада и склада», а в самом хорошем виде местной разновидности примитивной торговли (Bazarwirtschaft).
Для осторожных и богатых немцев такой род бизнеса с поляками был бы ниже их достоинства. В немецком сознании поляку можно было бы лишь поручить посадку спаржи, да и то под надзором. Предубеждения с обоих сторон, однако, не помещали ни германским фирмам инвестировать в Польше, ни польским рабочим работать в Германий.
Тот у кого в начале 90-х годов голова была где надо, увидел неповторимый шанс: самая развитая страна, с большим капиталом, тут же возле отсталой страны с дешёвой рабсилой. У каждой страны было то, в чём вторая сильно нуждалась, а оба края разделяла только граница по Одеру.
Польша соединилась экономически с Германией задолго до своего вступления в ЕС. Германия в этом союзе наиболее сильная сторона, но тут трудно говорить о доминировании. «Германия построила нам большую часть промышленности, мы взяли от неё технологии производства и методы управления. Никто нас до этого не заставлял, а если этот трансферт удался — это по одной причине: у нас есть схожая с немецкой экономическая ментальность. Немцы строят нам фабрики. Для моей фирмы Польша вторая по важности страна после Германии», — говорит Йорг Моммертц, председатель управления фирмы «МАН — грузовики и автобусы Польши», ведущего производителя грузовиков и автобусов.
«Мы имеем здесь три фабрики и один из лучших финансово-бухгалтерских центров, обслуживающих наши европейские компании. В Стараховицах, Познани и Неполомицах концерн МАН из Мюнхена даёт работу в общей сложности 4 тысячам работников, а качество производства не уступает тому что в Баварии. Все городские автобусы марки МАН, ездящие по улицах германских городов произведены в Польше», — говорит председатель.
Если европейская экономика вращается сегодня вокруг Германии, то Польша преуспела в этом значительно лучше, чем другие европейские страны. В новом разделении работы мы не остались беззаботными потребителями, только производителями.
Ключевое значение имела специфика инвестиции. Капитал французский — инвестировал в торговлю, британский — в услуги, германский капитал — в производство, которое имеет экспорт и реальный экономический рост. А он главным образом прочно связывает инвестора с местом инвестиции. «С фабрикой всегда труднее расстаться чем с бюро, магазином или банком, — говорит Монтовская. — В кризис никто отсюда не уходил, потому что польские филиалы в противоположность филиалам из других стран просто зарабатывали».
«С Германией мы составляем сегодня действительно одну экономическую зону», — говорит Олеховский. Польские фирмы доставляют части и подузлы в более продвинувшееся производство в Германии, но всё чаще попадаются в Польше целые комплектующие фабрики. В отличии от более мелких стран Центральной Европы, которые остановились на монтажных цехах автомашин, Польша притягивает германские инвестиции из разных отраслей.
Один из аргументов за размещение производства в Польше — это то, что сама Польша составляет релятивно большой рынок сбыта: 30 миллионов потребителей поддерживало экономический рост в годы кризиса, а поляки охотно покупают немецкие товары. Немцы не проявляют похожего увлечения польскими продуктами, поэтому наша пища переупаковывается, прежде чем она попадёт на полки немецких супермаркетов. Но и это медленно изменяется. Соперником концерна МАН в торгах за автобусы для германских городов выступил польский производитель автобусов, фирма «Солярис»; в германских торговых центрах появляются польские магазины «Резервед» и «Апарт»; в парфюмерии косметика фирмы «Лорен».
Польские инвестиции в германскую промышленность и услуги также есть. Польский концерн ПКН «Орлен» имеет в Германии сеть бензоколонок, польская фирма «Циех» купила фабрику соды, а фирма «Азоты из Таранова» купила фабрику полимеров. Польские инвестиции в Германии оцениваются в 1 миллиард евро. Где эти гастарбайтеры?
Из этого экономического объединения Польши и Германии вытекают разные статистические абсурды: например факт, что мы экспортируем в Германию больше автомашин, чем Германия экспортирует в Польшу, притом вторым наибольшим польским экспортёром является концерн «Фольксваген». Германия 20 лет остаётся первым торговым партнёром Польши, но зависимость от большого соседа постепенно уменьшается, а экономический союз уже не такой односторонний, как в 90-х годах.
Торговые обороты между Польшей и Германией выросли в течении 20 лет в 14 раз, но участие Германии в польском экспорте уменьшается по мере того, как выходим на другие рынки — ещё 10 лет тому назад наш взаимный товарооборот составлял 34%, а сегодня — 26%.Три года тому назад мы вошли в первую десятку торговых партнёров Германии занимая место России. ФРГ имеет с Польшей большие торговые обороты, чем с Японией или Испанией.
Немецкие предприниматели, которые приезжают в Польшу замечают структурные сходства. ФРГ, так же как и Польша выезжает на экспорте, и опирается на маленькие и средние фирмы, эквиваленты знаменитого (Mittelstand) среднего класса, промышленного костяка германской экономики.
Одновременно не исполнилось самое большое опасение немцев, что после открытия германского рынка труда в прошедшем году они переживут набег польских гастарбайтеров. Ничего подобного не случилось — кто должен был приехать за работой, тот уже раньше сделал это, а новые предложения из Германии не достаточно конкурентные.
И, что самое интересное, это то, что Польша становится увлекательна для немцев эмигрирующих в поисках работы — в ранкинге стран, где они хотели бы работать, Польша вскочила на третье место после США и Швейцарии, и перед Австрией. «Многое из этого положительного сюрприза для немцев вытекает из низких ожиданий и более раннего недостатка интереса к Польше, — говорит Стыпулковский. — Кризис был для нас предназначением судьбы, потому что не только добыл единичный успех Польши, но столкнул его с коллапсом Венгрии и бестолковщиной Греции. Однако надо помнить, что энтузиазм ограничивается всё-таки группой предпринимателей, а заинтересованные среди политиков — это едва ли прорыв».
Есть, однако, большое качественное изменение, потому что раньше доминировало лишь пренебрежение, но всё-таки широкие общественные группы немцев до сих пор не знают о Польше почти ничего. Болельщики «Боруссии Дортмунд» не знают откуда взялся футболист Левандовский, а 60% немцев никогда не были в Польше. Не совсем немецкая.
Польские правые пугают германо-российским союзом и доминированием Берлина над Варшавой, но стоит выйти из мира бизнеса, чтобы увидеть, что германизация, скорее, нам не угрожает. «Если сравнить стандарты действия публичной администрации — у нас катастрофа. В области составления и соблюдения права тоже можем ещё много чему научится», — говорит Мостовская. В целом, при успехе польской трансформации мы остаёмся позади Германии, если речь касается экономических реформ.
Когда мы собирали плоды экономического роста, немцы успели удлинить пенсионный возраст, сократить социальное государство, изменить кодекс труда. «Без реформ канцлера Герхарда Шрёдера, Германия была бы сегодня позади», — говорит Стыпулковский. Туск не проявляет ни похожей реформаторской дисциплины, ни готовности пожертвовать собственными политическими котировками во имя будущего своей страны. «Германия будет в выигрыше на следующие четверть века», — говорит Стыпулковский. Восходящие экономики мира ждёт значительный рост консумации, а заодно с этим рост спроса на всякого рода машины и технические устройства, которые производят в Германии.
«Германия не избавилась от промышленности в таком масштабе, как Франция или Великобритания, и таким образом заказы отправляются в германские фирмы, а оттуда в их польские филиалы и польским субподрядчикам. Германские технологии будут развиваться, потому что они практические и имеют всеобщее применение», — добавляет Стыпулковский. А значит у Польши есть гарантированное время на дальнейшее экономическое развитие, но она должна приготовиться к тому, чтобы этот шанс использовать.
Польша должна будет оправдать себя не только как место производства, но также и как место развития и исследований. Легко разочароваться когда имеются завышенные ожидания.
Ближайший критерий для нас — это Евро 2012. Польские стадионы не возбуждают у немцев восторга, хотя три из четырёх проектировали немецкие архитектурные фирмы. Как фанаты футбола, немцы наблюдают за подготовкой — будут издеваться над каждым проявлением беспорядка, но они тем более оценят порядок, если мероприятие будет удачным.
В спортивном смысле мы можем блеснуть, по крайней мере, польскими футболистами играющими в Бундеслиге, тремя для «Боруссии Дортмунд» и родившимися в Польше, которые играют в футбольной сборной репрезентации Германии Лукашем Подольским и Мирославом Кльозе. Футболисты — это самый хороший пример соединения польской души и немецкой техники.
Вавжинец Смочинский
«Я ещё в своём доме?»: Как поляки депортировали немцевПолитолог Николай Малишевский представляет вниманию читателей исторический очерк о послевоенной исторической драме, ответственность за которую в Польше пытаются возложить на Россию.
С именем премьер-министра Польши Болеслава Берута связывают изгнание 5 млн немцев.
В современной Польше пытаются найти компромисс с немцами, изгнанными в послевоенное время с территории бывшей Восточной Германией. Причём ответственность за историческую драму пытаются возложить на СССР и его правопреемницу - Россию, которой отводят роль плательщика по чужим счетам. Оплатить польский долг немцам фактически предлагают ценой Калининградской области. Поэтому знать о том, как это было, просто необходимо, считает политолог Николай Малишевский, представляющий вниманию читателей «NewsBalt» исторический очерк.
В соответствии с указом премьер-министра временного правительства Польши Болеслава Берута от 5 февраля 1945 года под польское управление перешли немецкие земли к востоку от линии Одер-Нейсе. Этот акт стал явным притязанием на переустройство послевоенных границ Европы и послужил отправной точкой для изгнания примерно 5 млн немцев из самой Польши и доставшихся ей земель Восточной Германии.
Местное немецкое население, ожидая скорого прихода советских войск, двинулось на запад ещё зимой 1945 года, а польское, тем временем, приступило к массовому насилию по отношению к беженцам. Уже к весне целые польские деревни специализировались на грабежах бегущих немцев - мужчин убивали, женщин насиловали (Сумленный С. Изгнаны и убиты // Эксперт, 2008,N N 30, спец. вып.- с. 52-55).
В условиях краха Германии немцы фактически превратились в лиц без гражданства, беззащитных перед произволом местных польских властей, напоминавшим тот, что имел место при нацистах в отношении евреев. Составленная руководством польского Министерства общественной администрации «Памятная записка о правовом положении немцев на территории Республики Польша» предусматривала введение для немцев специальных отличительных знаков (повязок), ограничение их свободы передвижения, запрет на самовольную перемену местожительства и работы, введение специальных удостоверений личности и трудовых книжек. Все эти требования, ограничения и запреты сопровождались жёсткими санкциями, включая лишение свободы (Выселение немцев с территории Польши в документах Советской военной администрации в Германии // Вестник Российского государственного университета им. И.Канта. Вып.3, серия Гуманитарные науки. – Калининград, 2005. - c.63-70).
За короткое время в областях по ту сторону от Одера и Нейсе поляки поставили немцев в состояние полного бесправия: принудительные работы, голод, издевательства от которых те мёрли тысячами. Зачастую появившиеся на этих землях поляки, не имели ничего, кроме бумаги от своих властей. Но с её помощью они быстро присваивали себе всё принадлежавшее немецкому населению. Очень быстро немцы оказались в роли «квартирантов-приживалок» в собственных хуторах, переместившись из своих домов в свинарники, конюшни либо, в лучшем случае, на сеновалы и чердаки. Обращались с ними соответственно. Невзирая ни на какие заслуги. Например, когда самому известному жителю Силезии - лауреату Нобелевской премии по литературе Герхарту Гауптману сообщили о выселении, для него это стало ударом, от которого он так и не оправился. Перед смертью Нобелевский лауреат только и смог, что спросить: «Я ещё в своём доме?» Дом принадлежал ему, но стоял уже на польской земле (Буйда Ю. «Немцы отрицательно влияют на освоение советской области» // «Коммерсантъ», №31 (484), 13.08.2002).
Научная комиссия Федерального правительства по истории изгнания, занимавшаяся исследованием проблемы в 1950-е годы, писала: «Повсеместное отчуждение собственности у немцев и заселение поляков вскоре повлекло за собой полное обнищание и деградацию немецкого населения в областях восточнее линии Одер-Нейсе. Немецкие крестьяне стали сельхозрабочими при новых польских хозяевах, а мастера – подмастерьями при польских ремесленниках. Все вспомогательные службы и тяжёлые работы в поле и в городе должны были выполнять немцы, в то время как не только право собственности, но и правовая защита обеспечивалась только переселившимся на эти территории полякам… По отношению к немцам поляки питали ярко выраженную ненависть и настоящий садизм, проявлявшийся в изобретении зверств и различных унижений». В сельской местности поляки заставляли немецких стариков и женщин выполнять тяжёлую работу, которую в цивилизованном мире обычно делают животные, например, таскать плуги, бороны или телеги.
2 мая 1945 года польский премьер Берут издал указ, согласно которому вся «брошенная» немцами собственность автоматически переходила в руки польского государства. Варшава тем временем готовила армию к гигантской операции против немецкого гражданского населения. Во второй половине июня части Войска Польского пришли в движение. Цель – населённые пункты территории, лежащей восточнее Одера и Нейсе на сотни километров от Балтийского моря на севере до Силезии на юге.
Командующий 2-й армии Войска Польского в своём приказе требовал от своих солдат, чтобы те «поступали с немцами так же, как они - с нами. Многие забыли, каково было их обращение с нашими детьми, женщинами и стариками. Чехи сумели сделать так, что немцы сами сбежали с их территории. Исполняйте свою задачу твёрдо и настолько твёрдо, и решительно, чтобы германская нечисть не пряталась по домам, а бежала от нас сама, чтобы, оказавшись на своей земле, благодарила Бога за то, что унесла ноги. Помните: немцы - это всегда немцы. Выполняя задачу, приказывайте, а не просите». (Выселение немцев с территории Польши в документах Советской военной администрации в Германии // Вестник Российского государственного университета им. И.Канта. Вып.3, серия Гуманитарные науки. – Калининград, 2005. - c.63-70).
С конца июня 1945 года из Бреслау, Глогау, Сорау и других городов ежедневно стали выдворять примерно по 20 тысяч немцев, отправлявшихся в Коттбус, Гёрлиц и другие пограничные города. Положение переселенцев было крайне тяжёлым. В одночасье они лишились собственности и имущества, которое наживалось годами. К тому же польские солдаты, гнавшие колонны изгнанников, ничего им не давали. Люди питались, в лучшем случае найденным на полях или сорванным украдкой с деревьев, росших по обочинам. Среди изгоняемых начался голод, эпидемии тифа и дизентерии, уносившие, прежде всего детские жизни. Больные умирали прямо на обочинах дорог.
В отличие от других западных славян – чехов, постаравшихся побыстрее выпихнуть немцев, поляки показали себя более рачительными хозяевами. Казалось бы - им достались территории, где счёт немецкого населения шёл на миллионы, поэтому избавится от него следует побыстрее. Ан нет. Поляки постарались попридержать немцев здесь почти до 1950 года. Причина в том, что на местах немецкое население стало объектом безжалостной эксплуатации и насилия. Подоплёка этого такова. Страны-победительницы решительно отмежевались от «репараций трудом», под которыми подразумевалась не только отправка немецких военнопленных в эти страны, но и принуждение их бесплатно работать на предприятиях своей страны по заданиям стран-победительниц. В то же время из 16 стран-членов ООН, представивших нечто вроде заявок на репарацию, претензии на германскую рабсилу для реконструкции хозяйства заявила только одна Польша.
Уже к лету 1945 года польские власти начали сгонять оставшееся немецкое население в концентрационные лагеря, обычно рассчитанные на 3–5 тыс. человек (например, Сикава, Потулице – для польских «фольксдойч»). Считалось, что там лица, подлежащие выселению, подвергались проверке. В лагеря отправляли только взрослых, детей при этом отнимали у родителей и передавали либо в приюты, либо в польские семьи - в любом случае их дальнейшее воспитание проводилось в духе абсолютной полонизации. Взрослые же выплачивали «репарации трудом», то есть использовались на принудительных работах.
В отличие от СССР, где восстановлением и строительством занимались, в основном, немецкие военнопленные-мужчины, Польшу восстанавливали гражданские немцы. В основном, старики и женщины. Оно и понятно. Откуда полякам было взять собственных военнопленных? Во всяком случае, в больших количествах? Польская армия под командованием генерала Владислава Андерса предпочла в 1942 году покинуть СССР, почему-то как раз накануне разворачивавшейся битвы под Сталинградом. Небезопасной для жизни и здоровья. Сформированные позже Сталиным две польские армии состояли поэтому во многом из советских военнослужащих. Что, после эвакуации армии Андерса, было вполне объяснимо (Подробнее: Чунихин В.М. Забытая депортация // Журнал «Самиздат», 05.12.2008).
В отличие от Чехословакии, как уже было сказано, в Польше этнические немцы и немки содержались, в основном, в концлагерях. Зимой 1945-1946 года смертность в них достигала 50%. Для сравнения: даже смертность в американских лагерях для немецких военнопленных в Рейнланде, согласно сохранившимся показаниям медицинской службы, составила в 1945 году «только» около 30%. В лагерях военнопленных победители-союзники вели себя очень жестоко по отношению к немцам - военным, эсэсовцам и т.д. Поляки же издевались над гражданскими лицами. Эта жестокость ужасала даже советских солдат, видевших сотни сожженных вместе с жителями белорусских деревень, и они заступались за немцев. Парадоксально, но советские военные и гражданская администрация и в самой Германии, и на других территориях, находившихся под их контролем, оказались намного гуманней поляков.
Из отчёта научной комиссии Федерального правительства по истории изгнания: «Жестокое обращение и умерщвление многих немцев в лагерях и тюрьмах под предлогом мер возмездия и наказания было грубым нарушением права даже в том случае, если на том или ином заключённом действительно лежала ответственность за преступления против поляков или польских евреев. Большая часть пострадавших была, вне всякого сомнения, невиновна... В связи с ненавистью к немцам, подпитанной национал-социалистическим господством и ещё более усиленной ранимым польским темпераментом, поляки более, чем западные державы, и даже более, чем русские, были склонны отплатить за прошлое беззаконие таким же беззаконием».
Концентрационные лагеря, в которые заключали немцев, можно разделить на две категории:
1) Находившиеся под управлением НКВД – они возникли сразу после занятия территории Красной Амией. В них содержались, в основном, военнопленные.
2) Лагеря для депортируемых и трудовые лагеря – имевшие различные названия (лагеря для выселяемых немцев, изоляционные и концентрационные лагеря) – управляемые польским аппаратом безопасности и созданные для потребностей т.н. верификации. В этих лагерях также оказалось значительное количество заключённых, верифицированных как поляки (например, в Гливицах они составляли 70%, в Опольском повете – 90 %).
Именно в многочисленных концлагерях второй категории и тюрьмах бывшей Восточной Германии (на территории собственно Польши, большая часть которой была занята Красной Армией уже в 1944 году, многие немцы вынуждены были жить в тюрьмах и лагерях ещё до окончания войны) погибли после 1945 года многие тысячи людей – в основном, женщины и старики. Так было в Ламсдорфе, Штадт Гротткау, Кальтвассере, Лангенау, Потулице у Бромберга, Гроново под Лисой, Сикаве под Лодзью…
Из рапорта во внешнеполитическое ведомство Великобритании (Raport R.W.F. Bashford do Brytyjskiego Foreign Office z 1945): «Концентрационные лагеря не были ликвидированы, а перешли под управление новых хозяев. Чаще всего руководство ими осуществляла польская милиция. В Swietochlowicach (Верхняя Силезия) те заключённые, которые ещё не погибли от голода или не были забиты до смерти, вынуждены ночь за ночью стоять по шею в воде пока не умрут. Из воспоминаний узника концлагеря Zgoda: «Не было совершенно никакой разницы между тем, что пережили узники, которым досталась неволя и пытки – под знаком «мёртвой головы» СС или под знаком польского орла. Всем, кто выжил, врезались в память бессонные ночи с их не забывающимися ужасами…» (Gruschka Gerhard. Zgoda – miejsce grozy. Gliwice.1998, с.72,75).
Несколько примеров.
Лагерь в Lambinowicach (Ламсдорфе). Носил официальное название «концентрационного лагеря для немцев» («obozu koncentracyjnego dla Niemcow»). Начал функционировать с конца июля 1945 года на основе инструкции воеводы силезско-дабровского (instrukcje Wojewody Slasko-Dabrowskiego Nr 88 Ldz. Nr. W-P-r-10-2/45 от 18-6-45). Первый комендант - Ч. Геборский, который по словам выживших заключённых, превратил его в «лагерь репрессий».
Концлагерь состоял из 6-8 бараков, каждый их которых был рассчитан примерно на 1000 человек. Вокруг – ряды колючей проволоки и несколько вышек с пулемётами. Узниками стали жители близлежащих деревень. О том, что они будут депортированы, эти люди узнали лишь за несколько часов до заключения в концлагерь. Вспоминает очевидец Jan Staisz, староста (soltys) деревни Кузница Лигоцка: «Затем нас собрали во дворе школы, откуда мы двинулись в Ламсдорф, расположенный в 12 км. По дороге солдаты и гражданские из поляков били тех людей, которые не могли идти или выходили из колонны. Во время пути в лагерь мы пели по-польски костёльный гимн «Под твою защиту». По прибытии в Lambinowic мы были жестоко избиты охранниками этого лагеря, после чего нас разместили в бараках» (Nowak Edmunt. Cien Lambinowic. Opole. 1991, с. 82-83).
В качестве польского концлагерь в Lambinowicach-Ламсдорфе просуществовал до осени 1946 года. По оценкам германской стороны, «от насилия со стороны поляков» всего за 14 месяцев там погибло 6488 немцев. Высокая смертность среди заключённых была результатом не только плохого питания и эпидемий тифа, но и частых (особенно в начальный период) жестоких издевательств, избиений и истязаний. Имели место и убийства. Женщин и девушек насиловали. Одним из трагических происшествий стал пожар в начале октября 1945 года, в процессе тушения которого охранники открыли по заключённым огонь из пулеметов.
Концлагерь Zgodа в Swietochlowicach. Был одним из самых ужасных и смертоносных для немецких узников. Начал функционировать с февраля 1945 года. Комендант С.Морель.
Вспоминает очевидец Eric von Calsteren: «Что ежедневно у нас были умершие было вещью совершенно обыденной… Умирали они везде, в умывальнике, в туалете, а также возле нар… а когда хотели пойти в туалет, то крались между трупами, так как если бы это было самое естественное дело». Из воспоминаний Gerhard Gruschka, в то время 14-летнего подростка-заключённого: «…также часто Морель и его подсобные из милиции или Службы безопасности находили поводы «разнообразить» себе жизнь посредством узников блока №7. Например, в день капитуляции Германии, ночью, группа милиционеров ударами палок и хлыстов погнала заключённых вдоль лагерной улицы к умывальне. Там нас окатили из брандспойтов, а затем мокрых и мёрзнущих погнали на плац. Один из милиционеров рычал «Лежать!», а все остальные толпой пробегали по нашим телам. Тех из нас, кто не мог вжаться в землю, толкали сапогами по головам, шеям, спинам. Затем раздалось «Встать!», посыпались удары и нас опять погнали к бараку-умывальне… В тёплые дни лета неописуемые муки причиняли яйца червей в открытых ранах узников, подвергавшихся истязаниям. Через какое-то время из них выклёвывались маленькие белые червяки, которые вызывали у узников страшные мучения… Над лагерем расширялась тотальная, небывалая атмосфера безысходности и [y]грозы. Когда днём проходили через бараки, там не было ни одних свободных нар на которых бы не лежали больные тифом. На полу также лежали истощённые узники. Их стенания и стоны были невыносимы, также как сильная вонь мочи и кала. Никто уже не мог спастись от полчищ вшей, которые стремительно множились…» (Gruschka Gerhard. Zgoda – miejsce grozy. Gliwice.1998, с.45, 50, 51, 73-74).
Из воспоминаний о концлагере в Swietochlowicach-Zgodzie: «…Количество тел было огромным… Охранники начали избивать всех: если не отдавали честь, если не говорили по-польски: «Так, проше пана», если не подобрали все свои волосы в месте стрижки, если не слизывали собственную кровь. Загоняли немцев в собачьи конуры и били их если они не хотели лаять. Заставляли узников бить друг друга: прыгать ногами на спину лежащего, лупить в нос с размаху; если какой-либо заключённый пытался ослабить удар, охранники говорили: - Я покажу тебе как это делается – и били так сильно, что однажды у одного из избиваемых вылетел стеклянный глаз. Насиловали немок – одна 13-летка забеременела - и дрессировали своих псов, так что на команду «Sic!», они вцеплялись узникам в гениталии…» (Sack John. Oko za oko. Gliwice.1995, с.178).
Эксплуатация интернированного в концлагерях немецкого населения активно осуществлялась вплоть до осени 1946-го, когда польское правительство решило начать депортацию выживших немцев. 13 сентября 1946 года Берут подписал декрет об «отделении лиц немецкой национальности от польского народа». Согласно этому указу, этнические немцы должны были быть интернированы и Германию. Однако, хозяйственные поляки свой декрет выполнять не торопились, вовсю используя дармовой труд немцев. Депортация, несмотря на декрет, все время откладывалась. А в лагерях тем временем продолжалось насилие над немцами. Так, в концлагере Потулице в период между 1947-м и 1949 годом от голода, холода, болезней и издевательств со стороны охранников погибла половина заключенных (Сумленный С. Изгнаны и убиты // Эксперт, 2008, N N 30, спец. вып.- с. 52-55).
Неспешно начатое в феврале 1946 года выселение немцев проходило без наличия необходимого транспортного обеспечения. При следовании по территории Польши переселенцы были зачастую лишены медицинской помощи, еды, подвергались жестокому обращению со стороны польской милиции, солдат и переселенцев. Дошло до того, что протесты советских оккупационных властей по фактам Польшей нарушения Потсдамских соглашений и межсоюзнических договоренностей сыграли свою роль в улучшении обращения польских властей с немецкими переселенцами, сберегая тем самым многие тысячи жизней (Выселение немцев с территории Польши в документах Советской военной администрации в Германии // Вестник Российского государственного университета им. И.Канта. Вып.3, серия Гуманитарные науки. – Калининград, 2005. - c.63-70).
Окончательная депортация немцев с территории, отошедшей Польше, была начата только с 1949 года и на этот раз закончилась в целом весьма быстро – уже к 1950 году. Это было обусловлено, помимо прочего, и внешнеполитическими факторами. По мнению историка Инго Хаара, занимающегося проблемами изгнанных немцев, только начало Корейской войны и обострение отношений с СССР заставило западных политиков «признать страдания немецкого народа и легализовать упоминания изгнания немцев из Польши, Чехословакии и других стран» (Кретинин С. Проблема беженцев в послевоенной Германии // Родина, № 3. 2009).
В целом оценки жертв, погибших после 1945 года, разнятся от 400-600 тыс. до более чем 2,2 млн. Счёт погибших немцев на миллионы ведёт «Союз изгнанных» - неправительственная организация, насчитывающая около 15 млн. членов. Председатель «Союза» Эрика Штайнбах называет цифру в 3 млн. погибших. Однако в данном случае следует учитывать, что речь идёт о погибших немцах, изгнанных из своих домов не только в Польше, но и Чехии и других стран Восточной Европы (вроде Югославии, Венгрии и Румынии, из которых выселяли не всех подряд; кроме того, судетские немцы выселялись в Австрию). Общее число изгнанных – около 14 млн. человек – это примерно треть всего населения тогдашней Германии. Интересно, что в отличие от Польши, в процессе выселения немцев, например, из Венгрии, Румынии или Югославии открытого насилия над ними не произошло.